альтернативный текстНа этой фотографии Сергею Голубкову 18 лет. Неиссякаемый оптимизм был дан ему от рождения и помогал творить великие дела всю жизнь.
Сергей Голубков со своими одноклассницами. С Таней Кореньковой-Додух (стоит слева) Сергей дружил всю жизнь.
Семья родственников, в которой Сергей жил на первом и втором курсе в Санкт-Петербурге. В одной комнате…
Дедушка Еспер Всеволодович Иванов со своими внуками Леонидом, Сергеем и Густавом Голубковыми.
Фирменная улыбка Сергея Голубкова, не покидавшая его всю жизнь, до последнего вздоха. 1961 г., Сталинград
Леонид Ефименко, Евгений Гусев, Сергей Голубков и Владимир Додух. Они не только вместе учились в Ленинградском технологическом институте, но и жили в одной комнате в общежитии, и дружили всю жизнь.
Фотография Сергея и Инги из фотоателье сразу после загса 18 декабря 1958 года.
Рядом с Сергеем – мама Инги, Нина Павловна Васильева, спасительная тёща.
Всю жизнь Сергей Викторович занимался спецхимией: сначала производил, потом – руководил этой огромной подотраслью в стране.
Дискуссия Сергея Викторовича Голубкова и Марка Анатольевича Захарова в Театре Ленинского комсомола по поводу производственной темы на сцене была опубликована во французском журнале «Пари Матч», 1982 г.
Лауреаты закрытой Ленинской премии 1972 года: слева направо – И.В. Мартынов, С.В. Голубков, В.М. Зимин, А.П. Томилов, И.М. Мильготин.
Главным в Клубе СОП (санитарно-обмывочный пункт) был волейбол!
В Москве Сергей Викторович пристрастился к теннису, но его страстью с детства и до последних дней оставались шахматы.
Друзья Голубковых в Волгограде – большая семья Бисекеновых. Рядом с Сергеем Викторовичем – Галия и Инга. Обе – в одинаковых платьях. Весьма распространённая ситуация в СССР, поскольку все отоваривались в одних и тех же магазинах с ограниченным ассортиментом.
На корпоративах советских времён приглашённые звёзды не требовались. Танец маленьких лебедей – коронный номер Сергея Викторовича (второй справа в первом ряду), начало 70-х годов.
Леонид Аркадьевич Костандов, министр химической промышленности СССР, и его заместитель, верный и надёжный друг Сергей Викторович Голубков.
Сергея Викторовича Голубкова и Юрия Михайловича Лужкова связывали множество совместных полезных дел, смелых реализованных проектов и тёплая дружба.

Тяжёлое наследие

В 1965 году на завод пришёл новый директор, Владимир Михай­лович Зимин. Он был старше меня на семнадцать лет и к тому времени уже успешно поработал директором химико-технологи­ческого техникума и директором филиала Государственного на­учно-исследовательского института органической химии и техно­логии (ГосНИИОХТа) в Волгограде. В министерстве ценили его как организатора и потому бросили на сложнейший участок – дирек­тором нашего завода, который работал явно неудовлетворитель­но и оброс множеством проблем. Владимир Михайлович форми­ровал команду единомышленников, чтобы заняться серьёзной реорганизацией завода, и предложил мне должность начальника технического отдела. У себя в кабинете он устроил мне неболь­шой технологический экзамен, сказал, что удовлетворён ответа­ми, и попросил изучить ситуацию и подготовить предложения по реорганизации технических служб.

Через месяц основательного знакомства с заводом все его тяжёлые проблемы стали мне очевидны. С одной из них, если не главной, я уже сталкивался. Это – пьянство. Спирт на заводе лился рекой и стал денежной единицей для расчётов внутри и вне заво­да. Пили практически все, везде и всегда. Какая уж тут дисциплина и техника безопасности! Смертность на заводе от несчастных слу­чаев в среднем составляла 15-17 человек в год, то есть каждый ме­сяц кто-то погибал. Дисциплина технологическая тоже оставляла желать много лучшего: завод был одним из главных загрязнителей воздуха, воды и почвы Волгограда.

Это было тяжёлое наследие войны. Тогда завод выпускал очень много опасной продукции для фронта – хлор, хлорную известь, иприт, коктейли Молотова, сиг­нальные осветительные бомбы… Одних коктейлей Молотова сделали 22 милли­она бутылок. Готовили их на совесть, чтобы горело так горело. В качестве самовоспламеняющегося компонента в бутылки с горючей жидкостью встав­ляли ампулы с белым фосфором. Когда бутылка и ампула внутри разбивались, начинка ампулы самовоспламенялась и поджигала горючую смесь, керосин например. Если фосфор не очень под­ходил для зажигания, то рабочие на за­воде просто сливали его себе под ноги, хотя знали, что белый фосфор – сильнейший яд. Когда я уже работал главным инженером, мы извлекли из земли на терри­тории завода более тысячи тонн фосфора.

Все эти продукты для фронта изготавливали буквально вручную, не считаясь ни с какой техникой безопасности – о ней никто и не за­думывался, ковали победу любой ценой. Огромная армия профин­валидов, тех, кто во время войны работал на заводе, стремительно вымирала на моих глазах – они массово уходили из жизни.

А чем кормили людей? Голодала вся страна. А на химическом заводе был этиловый спирт, дешёвый и доступный. На самом деле, спирт – это пищевой продукт с высокой калорийностью. Пить спирт – всё равно что есть сахар ложками. Вот его и пили вместо еды, забрасывали горючее в топку своего организма, чтобы были силы работать. Начальство против такого порядка вещей тогда не возражало, потому что главным была победа, а алкоголизм – дело десятое, потом разберёмся. В результате множество людей стали зависимыми от алкоголя.

Наш директор был боевым офицером – вся грудь в орденах. Он попал на фронт, будучи студентом четвёртого курса Ивановского хи­мико-технологического института, прошёл командиром противотан­кового дивизиона две войны, Великую Отечественную и Японскую. Воевал отчаянно и решения всегда принимал волевые и окончатель­ные. Изучив заводскую ситуацию, он пригласил меня для разговора и заявил: «Мы должны за одни сутки сменить всех начальников це­хов. Рыба гниёт с головы. И эти головы надо убрать, иначе ситуацию не выправим. Дай мне список тех, кого считаешь возможным назна­чить начальниками технологических цехов».

В то время у нас был 51 цех. Я уже знал всех инженеров на заво­де и, честно говоря, засомневался в разумности решения директо­ра. Но мои сомнения он даже не стал обсуждать. Правда, тогда мне удалось отстоять одного начальника цеха – я был уверен, что мы с ним справимся. Но ошибся, признал, что был не прав, и через три месяца пришлось и его заменить. Так что решение директора было в каком-то смысле гениальным и очень эффективным. К руководству цехами пришли надёжные и здоровые люди, в основном – моло­дые. И ситуация стала быстро меняться в лучшую сторону.

Что стало с бывшими начальниками цехов? Всё как-то разреши­лось к общему удовлетворению. Многие ушли на пенсию, поскольку в нашей отрасли мужчины на пенсию уходили рано, в 50 лет. А не­которых, наиболее деятельных, мы просто отлучили от спирта. Вот, например, была у нас троица из трех Иванов, которую мы называли БИБИСИ – Белицкий Иван, Беломутцев Иван, Свиридов Иван. Мы поручили им цех бытовой химии, который вывели за территорию за­вода, там спиртом уже не пахло, и они прекрасно справлялись.

Конечно, пьянство было не единственной проблемой, но самой болезненной. Однако нам также предстояло что-то предпринять, что­бы повысить грамотность наших инженерно-технических работников – новых молодых начальников цехов, их квалификацию, а ещё разо­браться со всеми экологическими проблема­ми, порождаемыми заводом. Впрочем, по­нятно, что второе связано с первым. Об этом я расскажу в следующих новеллах.

Здесь же, завершая рассказ о «Тяжёлом на­следии», хочу сказать, что реформы нашего дирек­тора привели к быстрым результатам буквально на всех фронтах, что и неудивительно – ведь кадры решают всё. Министерство, учи­тывая такой прогресс на предприятии за короткое время, пригла­сило Владимира Михайловича Зимина на должность начальника научно-технического управления министерства. Он уехал в Москву будучи моим начальником, а потом я приехал в Москву и стал его начальником. Ситуация, конечно, некомфортная, причём для обеих сторон. Но мы быстро с ней справились и оставались друзьями до последних дней Владимира Михайловича.

ИНГА

Большинство заводских работников жили вблизи завода в Бекетовке и знали друг друга, как в большой деревне. Все завод­ские новости обсуждались вечерами на ла­вочках у подъездов, в очередях в магази­нах. Молодые мамы, гуляя с колясками по посёлку, разносили заводские сплетни, рас­сказанные мужьями по большому секрету. Новости разлетались мгновенно, и зачастую решения о предсто­ящих назначениях и увольнениях до соседей доходили быстрее, чем до самих «героев».

Так до меня донеслись слухи, что Сергея прочат на должность начальника технического отдела. Как же я расстроилась! Сергей уже стал отличным технологом. Я видела, с каким интересом, даже азартом он бежал на работу, а по выходным встречался со своими коллегами, чтобы покумекать над технологическими схемами. И вдруг – техотдел с его бумажной рутиной, согласо­ванием техрегламентов. Как же мне стало за него обидно! Еле дождалась Сергея с работы и набросилась с вопросом – неужели нельзя отказаться от такой работы? Навсегда запомнила его не­доумённый взгляд. «Не понимаю, чего ты всполошилась? Я счи­тал тебя довольно умной женщиной, а ты, оказывается, не пони­маешь простых вещей. Ты только представь, какие возможности даёт эта работа. Сейчас я занимаюсь одним производством, а тут – десятки! Один отдел рационализации и изобретательства чего стоит. Да тут просто тысяча возможностей сделать наш завод во много раз более значимым!»

Скорее всего, это не совсем те слова, что я услышала, но смысл именно в этом – широкий простор для творческой ра­боты. И действительно, уже через несколько месяцев Сергей создал команду единомышленников, и техотдел по-настоя­щему стал центром технической и технологической мысли на заводе. Бумажная работа превратилась в творческую. Работ­ники этого отдела, дожившие до наших дней, с восторгом вспо­минают об этом времени как лучшем в их профессиональной биографии.

ЦИТАТА

Неважно, с какой скоростью ты движешься к своей цели, главное – не останавливаться.

Конфуций