Две тонны плёнки

Накануне Олимпиады 1980 года все министерства, включая наше, получили задания. От нас, Минхимпрома, ждали отечественную магнитную ленту для цветной видеозаписи – профессиональную, для телевидения, и бытовую, для людей. Любительских видеока­мер и видеомагнитофонов у населения тогда было немного, но спрос требовал удовлетворения, тем более он должен был резко возрасти. Помню, мы тогда прекрасно взаимодействовали с Эр­леном Кириковичем Первышиным, министром промышленности средств связи СССР, нашим заказчиком. Задание было понятное и чёткое – Олимпиаду мы должны транслировать по телевидению в цвете не только в Москве (для столицы цветной плёнки хватало), но и в других городах Союза, в Прибалтике, где также проходили соревнования.

За работу взялось производственное объединение «Свема», расположенное в Шостке, в Сумской области. Эта крупнейшая в то время промышленная площадка включала в себя завод по произ­водству фотожелатина, восемь производств, двадцать два основ­ных и двадцать вспомогательных цехов. На «Свеме» работало че­тырнадцать тысяч человек, её продукция экспортировалась более чем в тридцать стран мира. На «Свему» приятно было приезжать, потому что вся территория была засажена фруктовыми деревьями и кустарниками, кругом газоны.

Конечно, магнитные ленты для цветной видеозаписи мы произ­водили и до Олимпиады, в активе «Свемы» и ГосНИИХимфотопро­екта было четырнадцать разработок новых видов магнитных лент. В 1976 году мы даже получили золотую медаль за магнитную лен­ту цветной видеозаписи на международной Лейпцигской ярмарке. Так что задел был, оставалось только обеспечить бесперебойное производство в необходимом количестве и качестве, которое устроит телевизионщиков.

Задание мы выполнили, правда, пришлось потратиться на за­купку хорошего оборудования в Германии. Благодаря этой работе во время Олимпиады по четырём каналам телевидения трансля­ция шла в цвете, а в магазинах появились кассеты с магнитной плёнкой для видеозаписи. В скором времени после Олимпиады мы производили и продавали более ста миллионов таких кассет (катушек и бобин).

А через пять лет после Олимпиады мы получаем новое и весь­ма необычное задание от оборонных министерств – обеспечить плёнкой космическую разведку. Это было время, когда мы активно запускали на орбиту самые разные спутники, в том числе и военные, которые вели наблюдения. На спутниках устанавливали бобину с пленкой, на которой записывалось всё «увиденное». Что же здесь необычного? Необычны параметры плёнки: ширина – 1,25 метра, длина – 5 километров. Бобина, в которой лежала скру­ченная плёнка, весила под две тонны!

Казалось бы, какая разница? Лей себе да лей фотоэмульсию на гибкую основу, пусть и шириной почти в полтора метра. Но у нас ничего не получалось – эмульсия ложилась неравномерно. Месяц работаем – идёт сплошной брак. Прилетаю на завод – показывайте цех, что там происходит. Приводят в цех, а в нём темнота, хоть глаз выколи. Говорю: «Включите свет». – «Нет, что вы, здесь свет никогда не включают, мы же плёнку засве­тим!» – «Но надо же понять, в чём причина». – «Мы всё сдела­ем, обещаем».

Проходит три месяца, но ситуация не меняется – брак! При­летаю почти разъярённый на «Свему», идём с директором в ­цех. Та же непроглядная темень. Говорю, включите свет, чёрт с ней с плёнкой, вы и так уже запороли уйму километров. В темноте нам не разобраться. Включают свет, и что же я вижу? Весь пол усеян исполь­зованными презервативами. Оказывается, здесь занимались не столько заливкой пленок, сколько орошением совсем других объектов.

Директор Владимир Константинович Кислицын, интеллигентный и стеснительный человек, готов был от стыда сквозь землю прова­литься. Пришлось жёстко налаживать дисциплину, и через месяц всё получилось – плёнка пошла. Кстати, за эту работу «Свема» и ин­ститут получили Государственную премию. Тогда плёнку такой ши­рины и длины не могли сделать ни в одной западной фирме.

А потом случилась Чернобыльская авария, и на «Свеме» по­гибло огромное количество готовых кассет, потому что засвети­лась плёнка. Но этот форс-мажор мы предвидеть никак не могли.

ИНГА

На самом деле, сделать бобины с много­километровой плёнкой для космических исследований и наблюдений было делом совсем не тривиальным. Более того, ка­залось, что это вообще невозможно. Но желание было огромным. Поэтому когда всё получилось, радость и гордость вы­плёскивались из Сергея на всех, кто был рядом. Конечно – и на нас с дочками. И если вы проявляли безразличие, возмущению не было предела. «Как вы не може­те понять, что это небывалая победа, прорыв!» Наши дети не совсем понимали, о чём речь. Но точно знали, что надо радо­ваться. И Татьяна тихо говорила: «Быстро изображаем ра­дость!» А потом, когда дети подросли и стали разбираться в сути, они научились ценить эти прорывы и искренне радоваться таким победам.

Вообще, у Сергея было удивительное и редкое качество – уметь радоваться сущим пустякам и мелочам и в любом деле, где, каза­лось бы, и радоваться нечему, находить что-то хорошее. Помню, как Сергей принес домой большое блюдо в технике гжель: сидит девушка в пышной юбке, поднимая ее края. Эта юбка, собственно, и была блюдом. «Ты только посмотри, какая прелесть! Это сделали дети сотрудников гжельской фабрики!» А я смотрю – руки девушки неестественно выгнуты, пальцы как-то странно торчат, краска… В общем, сделано по-ученически. Такую вещь я бы никогда, конечно, не купила. Он увидел мое кислое выражение лица и воскликнул в сердцах: «Ну почему ты не умеешь радоваться! Ведь это же сдела­ли дети!» Я сказала: «Ну, если дети, тогда ладно…»

ЦИТАТА

Самое главное умение — умение радоваться жизни.

Михаил Веллер