Сто патентов в год

Преодолев проблему пьянства, мы взялись за следующую, не ме­нее серьёзную – грамотность заводских инженеров и техников. Здесь тоже нужно было найти неординарные решения, чтобы про­будить в сотрудниках желание учиться. А учиться было необходи­мо, ведь подавляющее большинство инженеров имели за плечами только техникум. С таким багажом трудно рассчитывать на разви­тие и модернизацию наших производств, на внедрение новых тех­нологий.

Я понимал, что решить эту проблему внутри завода не получит­ся, нужно использовать ресурс внешнего мира. Сейчас, оглядыва­ясь назад, я понимаю, что многое из того, что я тогда предлагал и делал, было следствием юношеского максимализма и не всё принесло ожидаемые результаты. Но многое-то удалось! Важно, что директор всячески меня поддерживал, поощрял все мои идеи, даже самые экстравагантные. Вообще, он никогда не занимался мелочной опекой и легко делегировал полномочия, во всяком слу­чае – мне. Поэтому моё предложение без малейшей задержки пре­вратилось в приказ, согласно которому все инженеры получали один «свободный» день. Этот день они должны были провести в роли практиканта на любом другом предприятии Волгограда, при­чем не химического профиля. Понятно, что в первую очередь это были предприятия пищевой промышленности, на которых, между прочим, химии достаточно. Но не только.

Моя идея убивала двух зайцев. Во-первых, мои сотрудники ви­дели, для кого мы производим химические продукты и как их ис­пользуют на предприятиях других отраслей промышленности. А во-вторых, они примечали и усваивали интересные технические решения, которые вполне могли пригодиться и на наших произ­водствах. Ведь промышленные предприятия, что бы они ни про­изводили, используют сходное оборудование, сходные процессы и опираются на одни и те же физические и химические законы. Возь­мите майонез и маргарин – это же сложнейшие химические произ­водства! Создание устойчивых эмульсий, гидрогенизация жиров и масел, переэтерификация – все эти технологии понятны и близки сердцу инженера любого химического завода.

Не скажу, что это дело сразу прижилось. Поначалу приходилось следить за тем, чтобы сотрудники использовали «свободные» дни по назначению. Но на самом деле это было в их интересах, потому что следующим требованием стало обязательное участие всех ин­женеров и техников в рационализаторской и изобретательской де­ятельности. По тому, что они предлагали, становилось ясно, кто из них чего стоит и пошли ли эти свободные дни-практики им впрок.

Конечно, это была обязаловка. Тогда мне по молодости каза­лось, что это так просто – что-то изобрести, сложнее – сделать. Уже потом я понял, что не все люди способны придумывать, но это ни­сколько не делает их хуже, они могут быть при этом прекрасными специалистами и доводить до ума чужие идеи. Обязаловка по ча­сти рационализаторской работы всё же сыграла свою положитель­ную роль, потому что позволила выявить круг творческих людей. Человек так устроен, что иногда надо дать ему пинка, чтобы в нём проснулся интерес и он начал реализовывать свои способности.

А потом мы первыми в стране ввели технологический аудит – инженеры одного производства в течение двух-трех дней изучали другое производство внутри завода, искали несовершенства и выдавали свои предложения, что с этим делать, как бы они сде­лали. Такой незамыленный взгляд часто даёт хорошие результа­ты, порой неожиданные. И действительно, некоторые инженеры предлагали настолько дельные вещи, что мы понимали – это его производство, и переводили в этот цех ко всеобщей пользе. Очень важно совме­щать интересы и возможности инженера и цеха, и нам это удавалось.

Потихонечку процесс набирал обороты, и тогда я сделал ещё один шаг – заставил всех инженеров писать творческие планы. И не просто пи­сать, но ещё и докладывать их коллективу и отвечать на вопросы. Конечно, для многих это было тяжёлым, если не сказать экстре­мальным испытанием – не было у них такого опыта! Многие, не только женщины, но и мужчины, рыдали, когда их обсуждали кол­леги. Однако цель была достигнута – большинство из них поняли, что надо учиться, что багажа знаний, которым они располагают, явно недостаточно.

Но где учиться? Соответствующего института в Волгограде не было, поэтому пришлось создавать вечернее отделение Политех­нического института на базе химико-технологического техникума. Он находился рядом с заводом, поэтому заводчанам было удобно ходить на занятия после работы. Учёба длилась пять лет. Базовые дисциплины читали университетские профессора из волгоград­ских вузов, а спецкурсы – опытные и образованные инженеры вол­гоградских заводов. Команду мы собрали великолепную, и вскоре наш вечерний институт стал Политехническим университетом.

Наши молодые инженеры росли буквально на глазах. Не успели мы и глазом моргнуть, как они начали проситься в командировки в отраслевые научно-исследовательские и проектные институты в Москве, Казани, Ленинграде, Екатеринбурге, Новочеркасске, Ива­нове. А мы не отказывали. И вот уже сотрудники этих институтов повалили к нам валом, почуяв, что у нас созданы благоприятные условия для внедрения новых технологий и процессов, что нам ин­тересны новые идеи. Когда же к нам потянулись академики, мы сделали ещё один шаг – запретили нашим инженерам подавать рацпредложения. Рацпредложения – это уровень аппаратчика, а дело инженера – изобретения. Они, кстати, тогда хорошо оплачивались. И очень скоро, через два-три года, мы стали получать по 25 собствен­ных патентов в год. Все заводы отрасли, вместе взятые, не да­вали столько патентов, как мы. Потом стали отбирать для вне­дрения на нашем заводе изобретения внешних организаций. В результате число патентов, наших собственных и совместных, достигло сотни в год. По тем временам это была внушитель­ная цифра, а по нынешним – и вовсе фантастическая. Где вы сейчас найдёте промышленное предприятие, которое внедряет сотню изобретений в год? Нет таких. А тогда в отделах Екатери­ны Николаевны Кутузовой и Александры Ивановны Полянич­киной, которые занимались процедурой патентования на заво­де, стоял дым коромыслом: оформить и защитить сотню патен­тов – это огромная работа. Были в этом деле и рекордсмены: талантливый технолог Михаил Карпович Старовойтов получил около ста патентов, сотрудница ЦЗЛ Елена Владимировна Вар­шавер – больше сотни.

В результате завод из середняков выбился в лидеры. За пять лет мы получили орден Ленина, орден Октябрьской Революции и все знамёна, которые тогда учреждали. Мы буквально ковали ка­дры для отрасли. Многие инженеры нашего завода выросли до директоров крупных производств химического и биохимического комплекса (завод «Оргсинтез» в Волжском, «Каустик» в Волгогра­де, крупнейший в мире завод белково-витаминных концентратов в Светлом Яре под Волгоградом, Яванский завод в Таджикистане, «Электрохимпром» в Навои и многие другие).

Кстати, ничего такого Министерство химической промышлен­ности от нас не требовало – ни патентов, ни технологического аудита, ни вечернего института и творческих планов. Делали мы это исключительно по собственной инициативе. Меня часто спрашивают – зачем? Что заставляло меня тратить время на возню с инженерами, с их обучением и мотивацией? Да стыд­но мне было за нашу страну. Столько возможностей и ресурсов, а заводы на фоне западных не выдерживают никакой критики. Хотелось создать по-настоящему современный красивый завод, не уступающий немецкому, чтобы нас уважали. А без грамотных, амбициозных инженеров этого не сделать. И мы своей цели до­стигли – нас зауважали, да ещё как!

ИНГА

У Сергея было 123 патента, начиная от спо­соба получения кристаллического хлорофо­са, проволоки для сварки серебра и хлор­сульфирования полиэтилена и заканчивая «способом борьбы с полостным оводом овец». Он получал патенты не только на за­воде, но и когда работал в обкоме и в мини­стерстве, потому что постоянно испытывал потребность придумывать интересные решения проблем и изо­бретать что-то новое. На оформление своих идей он не хотел тра­тить время, поэтому патенты появлялись только тогда, когда на­ходились коллеги, готовые заняться бумажной работой.

Недавно перелистывала эти документы и вспомнила, что воз­награждения за изобретения в то время были более чем весо­мыми – они доходили до нескольких тысяч рублей. На выплаты по некоторым изобретениям Сергея можно было купить маши­ну. Это было связано с тем, что его изобретения, внедрённые на заводе, давали ощутимый экономический эффект. В среднем 15% от экономического эффекта шло на оплату вознаграждений авторам. В большинстве случаев я и не знала об этих деньгах. То была его заначка, которую он тратил по своему усмотрению – разумеется, на общественные нужды. Деньги для него были лишь средством украсить жизнь своих близких, порадовать дру­зей и помочь тем, кто в этом нуждался.

ЦИТАТА

Жизнь — не бремя, а крылья творчества и радость; а если кто превращает её в бремя, то в этом он сам виноват.

В.В.Вересаев