альтернативный текстНа этой фотографии Сергею Голубкову 18 лет. Неиссякаемый оптимизм был дан ему от рождения и помогал творить великие дела всю жизнь.
Сергей Голубков со своими одноклассницами. С Таней Кореньковой-Додух (стоит слева) Сергей дружил всю жизнь.
Семья родственников, в которой Сергей жил на первом и втором курсе в Санкт-Петербурге. В одной комнате…
Дедушка Еспер Всеволодович Иванов со своими внуками Леонидом, Сергеем и Густавом Голубковыми.
Фирменная улыбка Сергея Голубкова, не покидавшая его всю жизнь, до последнего вздоха. 1961 г., Сталинград
Леонид Ефименко, Евгений Гусев, Сергей Голубков и Владимир Додух. Они не только вместе учились в Ленинградском технологическом институте, но и жили в одной комнате в общежитии, и дружили всю жизнь.
Фотография Сергея и Инги из фотоателье сразу после загса 18 декабря 1958 года.
Рядом с Сергеем – мама Инги, Нина Павловна Васильева, спасительная тёща.
Всю жизнь Сергей Викторович занимался спецхимией: сначала производил, потом – руководил этой огромной подотраслью в стране.
Дискуссия Сергея Викторовича Голубкова и Марка Анатольевича Захарова в Театре Ленинского комсомола по поводу производственной темы на сцене была опубликована во французском журнале «Пари Матч», 1982 г.
Лауреаты закрытой Ленинской премии 1972 года: слева направо – И.В. Мартынов, С.В. Голубков, В.М. Зимин, А.П. Томилов, И.М. Мильготин.
Главным в Клубе СОП (санитарно-обмывочный пункт) был волейбол!
В Москве Сергей Викторович пристрастился к теннису, но его страстью с детства и до последних дней оставались шахматы.
Друзья Голубковых в Волгограде – большая семья Бисекеновых. Рядом с Сергеем Викторовичем – Галия и Инга. Обе – в одинаковых платьях. Весьма распространённая ситуация в СССР, поскольку все отоваривались в одних и тех же магазинах с ограниченным ассортиментом.
На корпоративах советских времён приглашённые звёзды не требовались. Танец маленьких лебедей – коронный номер Сергея Викторовича (второй справа в первом ряду), начало 70-х годов.
Леонид Аркадьевич Костандов, министр химической промышленности СССР, и его заместитель, верный и надёжный друг Сергей Викторович Голубков.
Сергея Викторовича Голубкова и Юрия Михайловича Лужкова связывали множество совместных полезных дел, смелых реализованных проектов и тёплая дружба.

Вот врёт!

Передовые западные промышленные технологии мы покупали и в советское время. Леонид Аркадьевич Костандов считал, что наши спецы должны на них учиться и расти. В конце семидесятых на За­паде появилась красивая технология мембранного электролиза для получения хлора. Ничего подобного у нас не было. Хлор мы получали по старинке – тоже электролизом, но ртутным или ди­афрагменным. Мембранный же сулил меньшие затраты энергии и большую чистоту продукта. Это был настоящий прорыв в хлор­ном производстве, и Л.А. Костандов решил, что эту технологию мы должны купить. Вызвал меня и говорит: «Готовься, поедешь в Япо­нию покупать мембранный процесс».

Этот разговор состоялся в 1981 году, когда Леонид Аркадье­вич уже был заместителем Председателя Совета министров СССР, а поездка планировалась на 1982-й. Готовились мы год, причём основательно. Надо было изучить проблему, потребности, рынок, подготовить контракт. Подготовкой занималась большая команда, включающая специалистов из «Техмашимпорта» и японской ком­пании «Асахи Гласс» (Asahi Glass Co.)

Мне очень хотелось поехать в Японию, поэтому я добросовест­но штудировал литературу про эту загадочную страну, хорошо из­учил их химию и, кажется, знал всё про объёмы и номенклатуру продукции, про организацию НИРовских и проектных работ в Япо­нии. Но более всего мне помогли книги, которыми меня снабдили сотрудники службы внешней разведки. Это были шесть брошюр, написанных специально для американских военнослужащих, кото­рые находились в Японии в 1945–1952 годах в составе оккупаци­онных войск. Из этих брошюр, переведённых на русский, я узнал множество интересных и полезных под­робностей о культуре и быте японцев, их семейных традициях, отношении к работе. Стало ясно, что вскоре я побываю в другой цивилизации, совсем не похожей на нашу.

Перед вылетом мне прислали программу ви­зита. Программа была традиционная – переговоры, подписание контракта. В общем, ничего особенного она не обещала. И вот мы в самолёте, рейс Париж – Москва – Токио. Я сижу в первом классе совершенно один. Вся остальная делегация, включая японцев, – в эконом-классе. Не успел самолет набрать высоту, как ко мне прибегает японец, представитель компании «Асахи Гласс», которая организовывала нашу поездку, и спрашивает: «Господин Голубков, за что вы получили Ленинскую премию?» Я обалдел. Вот, думаю, разведка шустрит – уже в самолете начала работать! Ответил что-то вежливо-уклончивое. Ведь Ленинскую премию мне дали по спецхимии. Спустя какое-то время опять прибегает: «Господин Голубков, а что выпускает ваш завод?» Я аккуратно отвечаю, что давно уже не работаю на заводе. Но тут японца оттесняет первый заместитель начальника «Техмашим­порта»: «Слушай, ну ты даёшь!» – говорит он не то с изумлением, не то с восторгом и протягивает мне журнал «Пари матч». А в нём – громадное, на восьми страницах, совместное интервью со мной и Марком Захаровым о производственной тематике в Театре Ленинского комсомола.

А история такая. Это был 1982 год – год 60-летия СССР. Жур­налистка Елена Зонина решила организовать дискуссию со мной и Захаровым. Для этого мне пришлось предварительно посмотреть в Ленкоме несколько спектаклей на производствен­ную тему. Тогда у Захарова вышло три-четыре таких спектакля, я посмотрел их все, хотя названия пьес уже не помню – они явно не входили в число шедевров знаменитого режиссёра. Встре­ча проходила в кабинете Марка Анатольевича. Журналистка записала нашу дискуссию, и её опубликовали «Московские но­вости». Статью заметили во Франции, поскольку газета выходи­ла на нескольких языках, и французский еженедельник «Пари матч», очень влиятельный и популярный в то время, подготовил свой большой материал о нашей дискуссии. Однако самое по­разительное заключалось в том, что именно этот выпуск жур­нала раздавали на борту самолета, которым мы летели в Япо­нию. Уникальное, невероятное совпадение! Японцы полистали журнал, увидели меня на множестве фотографий, прочитали, что обо мне написано в самом (!) «Пари матч», и… кардинально изме­нили программу моего пребывания.

Теперь они уж постарались показать мне всё, что только воз­можно. Но главное – мы подписали замечательный контракт, который устраивал обе стороны. Правда, пока поступало обо­рудование, а по контракту это обычно происходит не один год, у нас случилась перестройка, и оборудование, как мы говорим, «застыло». Оно так и не было смонтировано в Дзержинске в полном объёме. Но и то, что смонтировали, нам очень помогло. В сущности, этот контракт подтолкнул нас к идее отказаться от хлорирования питьевой воды и заменить опасный хлор на ме­нее опасный гипохлорит натрия. Сегодня во множестве городов на станциях водоподготовки стоят мембранные установки, по­томки тех, что мы получали по «моему» контракту в восьмидеся­тых годах. На них прямо на месте из раствора поваренной соли получают гипохлорит натрия, который используют для обезза­раживания воды.

Поездка была невероятно насыщенной, от информации и впе­чатлений раскалывалась голова. Что же запомнилось мне по прошествии более чем тридцати лет? Конечно, история про рыбу фугу. Американцы в своих книжках посвятили ей целый раздел, где несколько раз чёрным по белому было написано, что это смертельная рыба. Не помогло – несколько сот американских военных стали её жертвами. А вот что рассказали мне японцы. Фугу опасна своими внутренностями, особенно печенью, кото­рая содержит сильнейший природный яд – тетродотоксин. Тем не менее попробовать фугу хотят многие. Во-первых, из-за её не­забываемого вкуса. Во-вторых, небольшие количества тетродо­токсина в правильно приготовленной рыбе оказывают, подобно наркотику, расслабляющее воздействие на организм, вызывают эйфорию. Но если неправильно обработать рыбу, то велик риск отправиться к праотцам. И это, как ни странно, третья причина любви гурманов к фугу, это японский вариант русской рулетки. Готовить фугу в ресторанах имеют право только лицензирован­ные государством повара, прошедшие специальное обучение.

Японцы мне рассказали, что во времена американской окку­пации в Японии работало не более десятка лицензированных по­варов. Они якобы умели по глазам клиента определять, сколько печени фугу можно положить ему в блюдо, чтобы клиент не от­правился на тот свет, а только поймал кайф. Фугу я не попробо­вал. У меня был один-единственный случай взаимодействия с наркотиком, которого мне хватило на всю жизнь. Это случилось на целине, в Казахстане, где мы с ребятами попробовали звер­ский напиток – самогон со свежим куриным помётом. У меня нет слов, чтобы описать этот кошмар. Всю ночь я не спал и ви­дел на небе чёрт знает что. Это был настоящий ужас, о котором страшно вспоминать.

Почему-то запомнился мне японский квартирный вопрос. Точнее – как его решают. Квартирки в Японии маленькие, стены тонкие, бумажные, ну как тут любовью заниматься. Поэтому в Японии построены специальные дома-отели для семейных пар, куда они могут приходить время от времени и ночевать. Конеч­но, восхитил городской транспорт. Чтобы сделать пересадку с одной линии метро на другую, нужно просто выйти из открыв­шейся двери поезда и тут же шагнуть в открытую дверь другого поезда, который стоит практически впритык.

А ещё меня впечатлила государственная политика под­держки отечественной промышленности. Например, стра­ховка на новую машину в первые два года очень дешёвая, а затем она резко подскакивает в цене. Это намёк – купить но­вую машину выйдет дешевле. Короткий срок службы того или иного товара закладывают при его производстве, и с этим я столкнулся буквально. Президент компании «Мицубиси» уз­нал, что я играю в волейбол, и подарил мне волейбольный мяч нового поколения, весь насквозь химический. При этом он сказал, что мяч будет служить верой и правдой, но только один год. В Москве я рассказал эту историю своим друзьям по волейболу, и мы тут же про неё забыли, а просто наслажда­лись игрой, потому что мяч был действительно хорош. И вот однажды мне пасуют, я отбиваю мяч, а он издаёт пыш-ш-ш-ш… и скукоживается. Я прикидываю – сколько времени прошло? Точно, год, день в день!

Когда я вернулся в Москву, меня попросили встретиться с хи­миками из институтов и предприятий и рассказать им о поездке, о японской химии и Японии. Мне выделили большой зал в гости­нице «Космос», который был забит под завязку: пришли не толь­ко химики, но и гэбэшники и журналисты. Моя лекция длилась 7 часов 12 минут, целый рабочий день. Когда лекция закончилась, меня спросили – сколько лет вы прожили в Японии? Я говорю – десять дней. И тогда кто-то из зала выкрикнул: «Вот врёт!» Не врал я – ни тогда, на лекции, ни сейчас, в этой новелле и в этой книге. Потому что «жизнь – это правдивая история». Таков, кста­ти, девиз журнала «Пари матч».

ИНГА

Сергей приехал переполненный впечатле­ниями. Меня, конечно, в первую очередь интересовали японки и их жизнь. О внешно­сти японок Сергей говорил как-то прохлад­но, видно, они ему не показались, а на мой вопрос о гейшах он сказал, что это не то, о чем ты думаешь. Их задача создавать анту­раж, атмосферу, поддерживать интересную беседу, заполняя паузы. Оказывается, гейши участвовали едва ли не во всех деловых встречах Сергея в Японии.

Но более всего Сергея впечатлил фокус с пиджаком, который ему показали японки на одном из приёмов. Сергея пригласили на сцену, где на стуле сидела молодая японка в платье. Она сидела, как будто спелёнутая, потому что от шеи до колен была обмотана толстой жёлтой верёвкой. Сергея посадили рядом с ней на стул, на­дели ему на глаза повязку и накрыли обоих покрывалом.

Буквально через минуту покрывало сдёрнули, сняли повязку с глаз Сергея, и он увидел, что сидит в одной рубашке, а его пиджак надет поверх платья на молодой японке. И она по-прежнему сверху донизу обмотана толстой жёлтой верёвкой, но теперь уже поверх пиджака. Как это было сделано, он так и не понял, он не почувство­вал ни движения, ни прикосновений – ничего, но пиджак-то сняли. Тогда он, чтобы скрыть свою растерянность и недоумение, сунул руку в нагрудный карман пиджака, сделал удивлённое лицо и вос­кликнул – куда подевался бумажник? Все заволновались, забегали, стали переговариваться, спросили, сколько там было денег. Сергей помурыжил их немного, а потом признался, что пошутил. Обмен шутками состоялся, и Сергей, как обычно, не остался в долгу.

ЦИТАТА

Надо всегда быть радостным. Если радость кончается, ищи, в чём ошибся.

Лев Толстой